Ничего страшного я по физической части у него не нашел, а вот ментальная сторона его состояния мне понравилась гораздо меньше. Но говорить про это я ему уж не стал — все хорошо, прекрасная маркиза, дела идут, короче говоря, и жизнь легка. Пусть своими силами обходится в этих-то вопросах.

А потом я еще домой съездил… ну то есть в бывший свой дом — я же сдал квартирку своей бывшей подруге Ниночке, если вдруг кто-то забыл. Был сильно удивлен, что никого в этой квартире нет, и вообще вид у нее был сильно заброшенный, пыль сантиметровым слоем везде лежала. Набрал по памяти служебный телефон Нины… ее на месте, конечно, не оказалось, но взявший трубку Саня (который всегда и все знал про всех) словоохотливо мне поведал, что Нина вместе со своим афганцем уехала в город Анапу. На постоянное место жительства — выдали ему ордер на квартиру где-то там, на Приморском проспекте. А ключи от твоей квартирки она тут оставила. На полочке лежат, можешь забрать в любое время.

Ну и ладно, подумал я с некоторой тоской, с глаз долой — из сердца вон. У меня еще в запасе Леночка есть, без секса наверно не останусь. Вышел во двор и наткнулся на хулигана Волобуева, он, как это ни странно, был одет совсем не в спортивный костюм, а вполне в цивильную одежду.

— Здорово, Димон, — пожал я ему руку, — как жизнь молодая?

— Течет потихоньку, — ответил он, довольно неожиданно дергая правой щекой, — а ты с концами, говорят, в Москву переехал?

— Я бы не стал утверждать это на безальтернативной основе, — вылетела из меня умная фраза, Димон на нее дернул щекой еще сильнее, но переспрашивать не стал. — Все под богом ходим, случиться может всякое и разное в любой момент…

— Ты в бога что ли поверил? — зацепился он за мою оговорку.

— Не так, чтобы очень, — ответил я, — фифти-фифти, как говорят наши друзья из-за океана. А у тебя как дела?

— В техникум вот поступил, — похвастался он.

— Иди ты, — восхитился я, — в автомеханический, который на Главной проходной?

— Не, в железнодорожный, на Чкалова, — осадил он меня. — На машиниста учусь.

— Железнодорожное дело теперь в надежных руках, — польстил я ему немного, — сколько там учат-то, два года?

— Три, — поправил он меня. — И еще это… спасибо тебе большое, Петя, — добавил он в конце нашего разговора, — если б не ты, так и сидел бы я на лавочке возле этого грибка… или на зоне уже лес валил.

— А что у тебя со щекой-то? — не смог не поинтересоваться я, — дергается сильно.

— Аааа, это, — он еще раз передернул щеку, — это ерунда, ударился недавно, нерв какой-то задел.

— Помощь не нужна?

— Не, — потряс он головой, — сам справлюсь. Так ты это… обращайся, если что понадобится, где я живу, знаешь наверно…

Я подтвердил, что знаю, и распрощался на этом с бывшим хулиганом, а ныне прилежным студентом железнодорожного техникума Волобуевым. И отправился прямиком к школе, где мама работала, у нее как раз где-то тут конец уроков должен был случиться. Все аттракционы в парке культуры и отдыха были закрыты по случаю осени и плохой погоды. Воду из пруда уже спустили, женщина с веслом посередине него смотрелась одинокой и неприкаянной. И тир, естественно, не работал. Только колесо обозрения, поскрипывая и покачиваясь, отдувалось за все остальное.

При виде тира мысли сами собой сконцентрировались на Зиночке-корзиночке, она, если я ничего не путаю, уже три раза мне умные советы давала. И кстати, должок ей вернуть надо, семьдесят рублей с копейками. Но увы, на этот раз Зина мне на дороге не встретилась.

Спросил про нее у матери (она очень быстро вышла с работы, мне почти и ждать не пришлось).

— Зина-то? — задумалась она, — дочка того самого хирурга из сороковой?

— Ну да, она самая, — подтвердил я.

— Так она неделю уже, как там и лежит, в сороковой больнице.

— А что случилось?

— Какой-то сложный перелом, чуть ли не позвоночника, — ответила мама, — упала со своего балкона, как люди говорят.

— Вот так раз, — озаботился я, — это нехорошо… надо бы ее посетить что ли…

— Ладно, проводи меня до дому, по дороге о своих делах расскажешь, а потом и к Зине заглянешь… кстати-кстати, отец ее, Иннокентий Палыч, про тебя спрашивал на днях.

— Он что, в школу приходил?

— Нет, по телефону.

Дорога до нынешнего маминого дома была не особенно длинной, но все новости про себя я успел рассказать. И у нее выведал, как она живет (оказалось, что очень даже неплохо). А следом я обогнул парковое озеро справа и вышел прямиком на приемное отделение нашей районной больницы…

Глава 11

Зина-корзина

Зина-корзина

Меня, оказывается, помнили в этой самой больнице — врачиха в окошке приемного покоя тут же набрала нужный номер на телефоне, и буквально через две минуты сюда спустился хирург Иннокентий Палыч. Собственной персоной.

— Как хорошо, что ты сам зашел, — обошелся он без приветствий, — а я уже хотел тебя из Москвы вызывать.

— Я в курсе ваших проблем, — отозвался я, — пойдемте, по дороге подробности расскажете.

Он и рассказал мне все, пока мы взбирались на четвертый этаж. Зина перелезла через перила своего балкона, чтобы освободить какую-то там птичку… она запуталась в сетке, что была привязана между домом и ближайшей березой. Ну и свалилась вниз, а птичку так и не освободила кстати. Третий этаж, внизу, правда, не асфальт был, а палисадник с цветочками, но и этого хватило для компрессионного перелома.

— Грустно все это, Иннокентий Палыч — констатировал я ситуацию, — ну да делать нечего, будем работать с тем, что есть, и надеяться на лучшее.

Зина лежала одна во всей палате, лицо у нее при этом было белым, как мука.

— Зина-Зинаида, — вспомнил я классику от Эдуарда Багрицкого, — что с тобой теперь, белая палата, крашеная дверь…

— Свалилась вот, — пояснила она, — на свою голову.

— Ясно, — ответил я, — Иннокентий Палыч, подождите в коридоре, пожалуйста, я вас позову…

С меня семь потов сошло, пока я что-то сумел сделать с этим чертовым восьмым позвонком Зинаиды. Но все же что-то сумел.

— Теперь твоя задача, — объяснил я ей, — лежать тихо-спокойно, не ворочаться минимум двое суток и думать о хорошем. Ясно?

Она кивнула и все же задала главный вопрос:

— Я на ноги-то встану когда-нибудь?

— Обязательно, — сказал я твердым голосом, — через неделю примерно. Кстати я тебе денег задолжал… за то предупреждение возле тира…

— Денег не надо… а оно тебе помогло, мое предсказание? — справилась она тихим голосом.

— На все сто, — ответил я, — не поехал я никуда в тот день, а эта машина, на которой меня собирались увезти, через пять минут попала в страшную аварию. И еще маленький вопросик — если ты так хорошо видишь будущее, чего ж свое-то не разглядела? Зачем полезла через перила?

— Я же тебе говорила, кажется, — пояснила она, — про себя я ничего не вижу, такое ограничение моих способностей стоит.

— Ну тогда про меня еще что-нибудь расскажи — чем сердце успокоится, дальней дорогой, казенным домом или пустыми хлопотами?

— Будет всего понемножку, — сказала она, — а точнее, извини, не скажу, не до того мне сейчас.

Я кивнул и вызвал Иннокентия. Тот выслушал мою сбивчивую речь, пожал руку и сказал, что будет моим должником на всю оставшуюся жизнь. А я в ответ попрощался с ним и отправился на железнодорожный вокзал, пора уже было и на поезд садиться…

А в купе скорого поезда «Огни Заволжья» мне неожиданно встретился Антон… тот самый, который в августе месяце собирался меня прикончить в колхозе «Заветы Ильича». Вместе с мутным карликом-лешим, как уж его там звали-то… Генрихом кажется. Антон этот еще запомнился мне тем, что лечился в психушке напротив нашего института.

— Здорово, — протянул я ему руку, — помнишь меня?

— Как не помнить, — ответил он на рукопожатие, — сколько раз припомню этот смерч, столько и вздрогну. По лезвию ножа прошли, можно сказать.